В Логове Могамбо

Воспоминания об оперетте "Моя прекрасная леди"

Из книги Е. Фальковича "Татьяна Шмыга"

Элиза - Т. И. Шмыга, Пикеринг - А. В. Пиневич
Мюзикл как жанр, менее связанный с канонами, основывающийся, как правило, на первоклассной драматургии, композиционно более свободный, заражает оперетту желанием искать пути драматургического обновления, более глубокого жизненного содержания. А оперетта, в свою очередь, передает мюзиклу романтику мироощущения, поэтизацию быта, определяет характер музыкальной драматургии не как иллюстрации к тексту, а как существенного компонента в развитии действия и раскрытии характеров.
Точно такое же взаимопроникновение качеств устанавливается в актерской практике. Мюзикл требует актера, обладающего совершенной внутренней техникой и чуткой душевной реактивностью, так как этот жанр трактует вопросы более сложные и широкие, нежели оперетта. Вместе с тем профессионально воспитанный опереточный актер настолько хорошо владеет мимикой, жестом, свободно распоряжается движением, пластикой, пением, танцем, что весь этот арсенал внешних выразительных средств при соответствующей серьезной работе легко подчиняется новому кругу идей, которые отличают мюзикл. И возвращаясь к оперетте, он уже не может работать по-старому, он стремится обогатить материал, сделать его более содержательным.
Итак, примем за основу непреложную истину — никто иного не притесняет и не уничтожает, ни оперетта мюзикл, ни наоборот. Взаимно обогащая друг друга, оба жанра мирно уживаются на афише.
В середине 60-х годов только два-три театра отваживались приняться за мюзикл, сторонясь новых элементов содержания и формы, к которым он обязывал, а к концу этого десятилетия не было в стране театра оперетты, не игравшего спектаклей нового жанра. Да и оперетта в связи с этим претерпевает определенную трансформацию.
Возвращаясь к московской «Прекрасной леди» 1965 года, можно лишь сказать, что третье издание оказалось «поздним ребенком». И если в Одессе шел темпераментный, шумный, южный спектакль, хотя и он был еще далек от тонкости и поэзии подлинника, то на московской сцене драгоценный сплав Шоу и Лоу выглядел тяжеловато, натружено. Может быть, сказывалась усталость режиссера, на третью сцену переносившего не такой уж оригинальный и богатый замысел. А может быть, театр, не найдя в произведении привычных образов и ситуаций, несколько растерялся от неожиданности. Кое-кто из актеров, например, Г. Гринер и А. Степутенко, честно стараясь играть новые характеры, все-таки сбивались на обычных героев и простаков, а старым мастерам, например В. Алчевскому, было еще труднее. Все, что делали они, просто не выходило за рамки обычного опереточного спектакля, хотя и здесь был приложен немалый труд.
И только один человек сразу почувствовал себя в новой роли как рыба в воде, сразу ощутил радость встречи со своим материалом. Это была Шмыга.
Любопытно, что со временем спектакль менялся, приближаясь по стилю к исполнению центральной роли, становился поэтичнее и содержательнее, легче и ритмичней. В 1976 году он идет совсем иначе, нежели в феврале 1965 года. Спектакль растет, стараясь подтянуться к уровню исполнения Шмыги. Несравненно лучше стал играть Георгий Гринер. Его Хиггинс приобрел черты блестяще написанного персонажа Шоу (раньше английский насмешливый профессор походил на переодетого мистера Икса или непонятным образом попавшего в Лондон графа Данилу). Очаровательно аккомпанирует Шмыге Анатолий Пиневич в роли Пикеринга.
Хиггинс - Г. Л. Гринер, Элиза - Т. И. Шмыга

В «Моей прекрасной леди» Шмыга окончательно утвердила единственно верный метод обращения с материалом в музыкальном театре. Если в драматических сценах характер развивается, движется, поворачивается разными гранями, то венцом этого развития всегда становится музыкальный номер, подводящий композиционный итог, фокусирующий накопленное в предыдущей сцене и в свою очередь открывающий новую главу в движении характера, перебрасывающий мостик к новым сценам и взаимоотношениям.
В мюзикле, как правило, нет иллюстративных или вставных музыкальных номеров, которые можно было бы без ущерба для драматургии характера и всей пьесы в целом вынуть из спектакля. Здесь музыка столь же действенна, как и драма, идет с ней то параллельно, то перемежаясь, появляется иногда в самых неожиданных, неподготовленных, а иногда в обусловленных и нагнетенных предыдущим ходом драмы местах. Функции музыки более свободны и более осознанно необходимы.
Поэтому так трудно актеру традиционной оперетты «вплывать» в музыкальные номера нового жанра. Это легче сделать актеру драмы, воспитанному на постепенном композиционном развитии характера. Шмыга наравне с самыми талантливыми и опытными драматическими актерами владеет техникой построения образа. Можно сказать, что ей от природы присуще чувство сценической архитектоники, восхождения вверх, оно было заметно уже в начальных работах.
Уместно было бы вспомнить прекрасную исполнительницу роли Элизы в Одесском театре оперетты Л. Сатосову, темпераментную, яркую актрису. Эту сцену она играет уморительно смешно и щедро, не скупясь на забавные детали, от души веселясь сама и заставляя хохотать зал. Смотреть и слушать ее — наслаждение, заряд бодрости и радости дает ее искрометное искусство. Ее сфера — чувство радости жизни, смелое утверждение женского достоинства. Средства же создания образа несколько прямолинейны, взяты из обычного арсенала хорошей оперетты. Характер, созданный Шмыгой, более разнообразный по мотивам, более поэтичный и тонкий и апеллирует не только к чувствам; по психологической глубине он не уступает образам, запечатленным на драматической сцене.
С тех пор через все роли, разные по жанру и содержанию, идет эта романтическая тема открытия мира, узнавания красоты и поэзии, потребность души в обогащении, в совершенствовании, удовлетворении тяги к прекрасному.
Элиза - Татьяна Ивановна Шмыга

За последние десятилетия вряд ли в легком музыкальном жанре создавалось что-либо равное по красоте и выразительности арии Элизы. Одри Хепберн, незабываемая Наташа в американском киноварианте «Войны и мира», в фильме «Моя прекрасная леди» исполняет арию стремительно, чуть нервно; девочка еще боится огромного всепоглощающего мира любви, который открывается перед ней. Долгое время талантливая американская актриса в этой роли считалась непревзойденной.
Шмыга открыла и образ в целом и арию заново, «странспонировав» ее в свою тональность раскрывающейся целомудренной нежности. В этот поэтический час рождается женщина, удел которой прильнуть пылкой душой к избраннику и в нем вызвать чувство, столь же верное и нежное.
Мы уже говорили, что в искусстве Шмыги настолько силен заряд ее личных пристрастий и отталкиваний в области этической, настолько велика нравственная сила ее личности, что любая роль становится искренним лирическим высказыванием, самораскрытием. При этом Шмыга не проповедник. Она не совершает насилия над произведением, в спектакле, как и вообще в жанре, она существует всегда органично, отдавая ему кропотливый труд и точное мастерство. Но то, что у других актрис, в зависимости от степени таланта, может звучать более или менее темпераментно, отточенно и т.д., то есть может рассматриваться, как правило, в категориях сугубо профессиональных,— у Шмыги становится вместе с тем средством для раскрытия больших нравственных волнений, раздумий о жизни и людях.
Роль Элизы в этом смысле — наиболее убедительное доказательство.
Но так как дело происходит в музыкальном жанре и личность помимо произнесения остроумного текста еще поет, танцует и ведет пантомимные сценки, то внутреннее богатство раскрывается в формах, свойственных жанру. И недаром центром роли, средоточием всех стремлений оказывается, как всегда, музыкальный фрагмент — ария «Я танцевать хочу».
Eliza - Tatyana Shmyga

Премьера спектакля «Моя прекрасная леди» имела успех. Правда, сказывалось не первое издание режиссуры. Все-таки, наверное, для Московского театра лучше было бы раньше пригласить С. Штейна, давнего друга и сподвижника театра, нежели это сделала, как всегда, счастливая энергичная, навечно вытянувшая выигрышный билет Одесса...
Со дня премьеры прошло несколько лет.
Теперь спектакль звучит и играется актерами глубже по содержанию, живее, ярче по темпо-ритму. И каждое представление «Моей прекрасной леди» — событие для театра, приятное и серьезное одновременно.
А в недавно показанном на экранах фильме «Нет меня счастливей», специально посвященном творчеству Шмыги, эпизоды из «Моей прекрасной леди» произвели самое большое впечатление. В них актриса сыграла своего Штрауса, Кальмана, Легара — опьяняющий мир счастья и мечты, светлой радости жизни, выраженный искусством высокого стиля, благородства и тонкости душевного настроения. Мироощущение оперетты, ее блистательный артистизм гармонически слились здесь с духовным богатством музыки и сюжета мюзикл. Так Шмыга завершила спор о жизнеспособности нового жанра и его взаимоотношениях с опереттой.

Источник: http://operetta-story.narod.ru/Ledi/LediVosp3.htm